юдифь с головой олорифма
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 03 ноября 2018
юдифь с головой олорифма
Всё ещё в поисках нового большого русского романа (спойлер: "Авиатор" — это опять не он). Честно говоря, я здорово успела им очароваться за первые пятьдесят страниц — во-первых, меня слишком легко подкупить ненавязчивой фантастикой, этакой воннегутовщиной, введённой не фантастики ради, а во-вторых, главный герой, авиатор Платонов, у Евгения Водолазкина получился на удивление живым (на удивление — оттого, что из трёх условно действующих персонажей романа два совершенно статичны, неживы чуть более чем полностью). Настолько, что я почти уверена, что это голос самого автора, и оттого автору легко и приятно им говорить — так же, как сложно и неприятно надевать на себя любую другую маску. Поэтому мне совершенно непонятно, отчего написанный в виде дневников от первого лица "Авиатор" на середине переключается с одного повествователя на троих, — делать этого, конечно, не следовало. Мало того, что приём этот втрое замедляет повествование, так ещё и говорят все трое об одном и том же одними и теми же словами, словно подглядывают друг другу в черновики, и в итоге получается вместо ожидаемой полифонии совершенно неподвижный, неподъёмный и неестественный текст. Каждую удачную метафору (или тонкое наблюдение — а они есть, есть!) Водолазкин использует в тексте столько раз, что и от очарования находки ничего не остаётся — ни от Лазаря, ни от Робинзона, ни от крушения самолёта.
Современной нам России в романе тоже почитай что не случилось, точнее — она настолько эпизодична и эфемерна, что с нею у героя не выходит не только срастания (что для человека, замороженного семьдесят лет назад, вполне естественно), но даже и конфликта — реабилитировали, дали денег, купили квартиру, зазвали в ток-шоу — и ладно (а ведь в романе есть детективная интрига, прекрасная для этого конфликта завязка). Однако всё, чем занят Платонов по-настоящему — это воспоминанием и угасанием.
(к слову о романе-воспоминании: в 2000 году тоже филолог Александр Чудаков написал тоже роман-воспоминание "Ложится мгла на старые ступени". Это потрясающая книга, я долго не могла поверить, что не автобиографическая — но, кажется, всё же нет. Очень рекомендую).
Ещё, читая Авиатора, задумалась о любви — и даже чёрт с ней с любовью, о человеческих отношениях в тексте. Тема для отдельного сеанса рефлексии, но я опять о Быкове, который раз за разом почти в каждом романе, от "ЖД" до "Эвакуатора", который вообще любовный роман, проигрывает одну и ту же модель взаимодействия мужчины и женщины, отклоняясь от неё... да, наверное, только в "Июне" — и вообще любви, слабости, вызываемой ею, придаёт нехарактерно большое для писателя-мужчины значение. В "Авиаторе" же Анастасия настолько неживая и даже неприятная, что не раскрывается ни через собственные дневники, ни через Платоновские, — а всё-таки не так обидно за неё, как за симпатичного немца-доктора, который то пытается стать самостоятельным персонажем из, эээ, картонного немца-доктора, то снова превращается в картон. Автор выписал ему либеральную, гуманистическую позицию, но не выписал ни конфликта, ни выбора.
Опять-таки, три героя на весь роман, а?..
Вот и получается, что книжка — опять компиляция разной литературы двадцатого века в один текст двадцать первого. Что, на мой взгляд, нечестно.
И всё-таки провал с "Авиатором" не помешает мне прочитать "Лавра" — говорят, он совсем другой. А вы читайте Чудакова.
Современной нам России в романе тоже почитай что не случилось, точнее — она настолько эпизодична и эфемерна, что с нею у героя не выходит не только срастания (что для человека, замороженного семьдесят лет назад, вполне естественно), но даже и конфликта — реабилитировали, дали денег, купили квартиру, зазвали в ток-шоу — и ладно (а ведь в романе есть детективная интрига, прекрасная для этого конфликта завязка). Однако всё, чем занят Платонов по-настоящему — это воспоминанием и угасанием.
(к слову о романе-воспоминании: в 2000 году тоже филолог Александр Чудаков написал тоже роман-воспоминание "Ложится мгла на старые ступени". Это потрясающая книга, я долго не могла поверить, что не автобиографическая — но, кажется, всё же нет. Очень рекомендую).
Ещё, читая Авиатора, задумалась о любви — и даже чёрт с ней с любовью, о человеческих отношениях в тексте. Тема для отдельного сеанса рефлексии, но я опять о Быкове, который раз за разом почти в каждом романе, от "ЖД" до "Эвакуатора", который вообще любовный роман, проигрывает одну и ту же модель взаимодействия мужчины и женщины, отклоняясь от неё... да, наверное, только в "Июне" — и вообще любви, слабости, вызываемой ею, придаёт нехарактерно большое для писателя-мужчины значение. В "Авиаторе" же Анастасия настолько неживая и даже неприятная, что не раскрывается ни через собственные дневники, ни через Платоновские, — а всё-таки не так обидно за неё, как за симпатичного немца-доктора, который то пытается стать самостоятельным персонажем из, эээ, картонного немца-доктора, то снова превращается в картон. Автор выписал ему либеральную, гуманистическую позицию, но не выписал ни конфликта, ни выбора.
Опять-таки, три героя на весь роман, а?..
Вот и получается, что книжка — опять компиляция разной литературы двадцатого века в один текст двадцать первого. Что, на мой взгляд, нечестно.
И всё-таки провал с "Авиатором" не помешает мне прочитать "Лавра" — говорят, он совсем другой. А вы читайте Чудакова.
воскресенье, 21 октября 2018
юдифь с головой олорифма
Не выписывала толстых литературных журналов, во-первых, оттого, что Новый Мир мне достаётся по старой памяти в электронном виде, во-вторых, оттого, что их некуда класть, — пожаловалась за ужином Доктору и матушке, что никто-де их не выписывает, и поддержать деньгами хочется, а хранить негде, и оба в один голос заявили: ну что ты как маленькая, выписывашь, читаешь, сдаёшь в библиотеку. Сама же не любишь читать стихи с экрана.
И правда, что я как маленькая. Сейчас оформлю подписку.
И правда, что я как маленькая. Сейчас оформлю подписку.
воскресенье, 30 сентября 2018
юдифь с головой олорифма
Ради шуток отправляла куда-то что-то дважды: на Дебют и конкурс им. Бродского; оба вскоре после этого закрылись.
Так что в том, что Журнальный зал прекращает работать, тоже ничего удивительного нет. Говорю же, место проклятое. А то всё — руки из жопы, руки из жопы (с)
Так что в том, что Журнальный зал прекращает работать, тоже ничего удивительного нет. Говорю же, место проклятое. А то всё — руки из жопы, руки из жопы (с)
суббота, 29 сентября 2018
юдифь с головой олорифма
На бегу: 1) теперь я есть в Журнальном зале, 2) начать в Журнальном зале с публикации в Арионе — довольно здорово, ну.
Испытываю по этому поводу смешанные чувства — потому что неписец, не заслужила и всё такое — но на самом деле, ощущения совершенно новогодние.
http://magazines.russ.ru/arion/2018/3/kupyury-neizvestnogo-nominala.html
Испытываю по этому поводу смешанные чувства — потому что неписец, не заслужила и всё такое — но на самом деле, ощущения совершенно новогодние.
http://magazines.russ.ru/arion/2018/3/kupyury-neizvestnogo-nominala.html
суббота, 22 сентября 2018
юдифь с головой олорифма
Будьте здоровы, Pchih — что вас сюда привело и о чём бы вы хотели поговорить (и, если хотите, расскажите о себе, пожалуйста)?
юдифь с головой олорифма
Где было жарко, и груши росли в изобилии, —
с августа до октября, —
я полюбил тебя, как было велено в библии,
то есть, сильнее себя.
Там, где ты нынче, синеет подлёдная талица,
старится снег на меже,
видно, поэтому где ты и что с тобой станется —
мне и не важно уже.
с августа до октября, —
я полюбил тебя, как было велено в библии,
то есть, сильнее себя.
Там, где ты нынче, синеет подлёдная талица,
старится снег на меже,
видно, поэтому где ты и что с тобой станется —
мне и не важно уже.
пятница, 21 сентября 2018
юдифь с головой олорифма
Облик, который определяет восприятие. Арендованный микроавтобус везёт в столицу компанию человек в десять — цветные ирокезы, косухи, цепочки, боты, крашенные серебрянкой, мат такой, что топор можно вешать. Доехали, впрочем, без эксцессов, выпили пиво и уснули в конце концов; только когда выходили, уже светало, и водитель, осмотрев сиденья, объявил, что одно изрезано.
— Не изрезано, — говорят панки вежливо, — это краска, и она оттирается носовым платком. Вот.
И достают, значит, носовой платок.
— Изрезано-изрезано, — настаивает водитель, не желая смотреть на стирающиеся царапины, — чего вы мне будете говорить. Посмотрите на себя.
— Дяденька, — грустно говорит Катя, поигрывая ржавым обрезком водопроводной трубы, — я вот смотрю на себя. Мне тридцать лет, у меня два высших образования и сыну скоро тоже два. Я врач лабораторной диагностики. Я физически не могу изрезать вам сиденье, мне воспитание не позволит. Это, простите, с меня на старости лет серебрянка сыплется.
И, ловя взгляд водителя, добавляет непонятно:
— А трубы вы не бойтесь, она ларповая.
— Не изрезано, — говорят панки вежливо, — это краска, и она оттирается носовым платком. Вот.
И достают, значит, носовой платок.
— Изрезано-изрезано, — настаивает водитель, не желая смотреть на стирающиеся царапины, — чего вы мне будете говорить. Посмотрите на себя.
— Дяденька, — грустно говорит Катя, поигрывая ржавым обрезком водопроводной трубы, — я вот смотрю на себя. Мне тридцать лет, у меня два высших образования и сыну скоро тоже два. Я врач лабораторной диагностики. Я физически не могу изрезать вам сиденье, мне воспитание не позволит. Это, простите, с меня на старости лет серебрянка сыплется.
И, ловя взгляд водителя, добавляет непонятно:
— А трубы вы не бойтесь, она ларповая.
суббота, 15 сентября 2018
юдифь с головой олорифма
А я вчера вечером прочитала "Зулейху", и "Зулейха" мне, к слову, совсем не понравилась. Не потому, что она плохо написана — а потому, что у меня от неё осталось стойкое впечатление: где-то я всё это уже читала. "Зулейха" конспективна: большинство персонажей мы уже где-то видели. И совершенно карикатурную ленинградскую интеллигенцию, и такого же карикатурного Горелова. Персонажей в романе очень мало для собственно романа, и все они явственно делятся на хороших и плохих — вот этот хороший, а этот плохой, ну как это автору простить, да ещё в книге о сбитой с толку эпохе, да после "Чевенгура", да вообще?.. То же происходит и с сюжетом: с какого-то момента жанр damsel in distress внезапно подменяется робинзонадой, таинственным островом — и закономерно лишается всякой интриги. Дальше у наших героев всё хорошо и будет только лучше, и текст тут же выдыхается (а что новые ссыльные в этой утопии мрут как мухи по пятьдесят человек за зиму, так это даётся в скобках).
Я вообще хотела написать о том, что не больно-то люблю исторические романы — в смысле, романы, сильно разнесённые во времени от эпохи, в которую жил автор — но внезапно оказалось, что это как раз враньё, всё я люблю. Просто для таких вещей очень важна идея — и, получается, идея должна быть как раз-таки современна автору, а остальное антураж. Мне постоянно вспоминался непризнаваемый многими серьёзным прозаиком Быков со своим "Июнем" — а ведь "Июнь"-то потрясающий, а всё потому что центральная идея современна автору, и всем нам она современна (ну и в эпохе автор великолепно ориентируется, и по части человеческой натуры наблюдателен, и оценок не даёт, не без того).
Только что листала книжку, выцепила из предисловия, что автор наследует той советской школе "двукультурных писателей, которые принадлежали одному из этносов, населяющих империю, но писавших на русском языке". Оставим грамотность рецензента на совести редактора. Почему татары обижены на Яхину, понятно — там же жуть, национальный уклад показан жестоким, женоненавистническим — но это, по мне, как раз не проблема (даже охотно допускаю, что где-то так всё и было, да и для характера этот эпизод важен) — а проблема, как по мне, в том, что изо всего романа этого уклада там восемьдесят семь страниц, меньше пятой части, да и то, что в романе есть, легко навикипедить, не будучи татаркой. Не Алитет Немтушкин, в общем. И у самой Зулейхи совершенно отсутствует тема противоречия менталитета и окружения, я даже допускаю, что это часть задумки, потому что "покорность не значит слабость" тема красивая, но подана так неуверенно, что непонятно, была ли это задумка или само так вышло.
А ещё — и этого я "Зулейхе" никак не могу простить — книжка целиком написана в настоящем времени. Прямо вот как фанфики или сетевое фэнтези пишут. Как она с самого начала открывает глаза — так и дальше работает, едет, рожает, стреляет. Всё-таки настоящее время страшно дискредитировано и очень портит язык; в настоящем времени не скажешь и половины того, что можно сказать в литературном прошедшем.
воскресенье, 09 сентября 2018
юдифь с головой олорифма
Много лет уже меня волнует один-единственный вопрос.
Вопрос: Горбовский:
| 1. погиб на Далёкой Радуге. | 2 | (20%) | |
| 2. выжил на Далёкой Радуге, продолжал жить и действовать в мире Полудня. | 6 | (60%) | |
| 3. погиб на Далёкой Радуге и вместе с тем продолжал жить и действовать в мире Полудня каким-то загадочным образом. | 2 | (20%) | |
| 4. погиб на Далёкой Радуге и вместе с тем продолжал жить и действовать в мире Полудня. Потому что Далёкая Радуга не часть мира Полудня. | 0 | (0%) | |
| Всего: | 10 | ||
четверг, 16 августа 2018
юдифь с головой олорифма
Вдруг страшно устала от фотографий в соцсетях. Думала, от отсутствия вкуса, — а на самом деле, от отсутствия, знаете, адекватной семантики. Не "как это выглядит", а "зачем".
Зачем эта белокурая тщательно завитая и тщательно напомаженная барышня в кружевной синтетической ночнушке развешивает белое бельё в лучах утреннего солнца? Зачем у неё при этом такая неестественная поза, как будто она только имитирует, что развешивает бельё? Как вообще можно имитировать развешивание белья?
Или: почему эта женщина так неестественно сидит в фотостудийном интерьере, тщательно завитая и напомаженная? Ответ: потому что она завилась, напомадилась и пришла в фотостудию, чтобы её там сфотографировали. Обувь, в которой она пришла, наверняка стоит в прихожей фотостудии, чтобы не пачкать студийный ламинат, а ярко-красную помаду она наверняка смущённо сотрёт перед выходом. И эта уличная обувь, и эта стёртая помада, они тоже незримо присутствуют на фотографии, никуда их оттуда не убрать.
Да я постоянно сама грешу тем же самым — то есть, семантически: что я делаю на фотографиях? Что люди делают на моих фотографиях? Откуда они взялись? Зачем вышли из дома в этой одежде? Почему у них такие напряжённые лица?
Это всё подписка на инстаграм агентства Магнум виновата, конечно, и эссе Сьюзен Сонтаг.
(страдаю оттого, что давно хочу сделать ремейк нашей с Доктором единственной фотосессии, но не в студии, а в оранжерее ботсада, куда хотела попасть с самого начала, да напоролась на ремонт, — и что, скажите на милость, будет делать в оранжерее растрёпанная девица в кружевном платье в пол? цветы сажать? фотография имеет право быть постановочной, но как правильно читать и ставить семантику постановочной фотографии? почему отличные журнальные снимки выглядят отличными несмотря на странную семантику?)
Зачем эта белокурая тщательно завитая и тщательно напомаженная барышня в кружевной синтетической ночнушке развешивает белое бельё в лучах утреннего солнца? Зачем у неё при этом такая неестественная поза, как будто она только имитирует, что развешивает бельё? Как вообще можно имитировать развешивание белья?
Или: почему эта женщина так неестественно сидит в фотостудийном интерьере, тщательно завитая и напомаженная? Ответ: потому что она завилась, напомадилась и пришла в фотостудию, чтобы её там сфотографировали. Обувь, в которой она пришла, наверняка стоит в прихожей фотостудии, чтобы не пачкать студийный ламинат, а ярко-красную помаду она наверняка смущённо сотрёт перед выходом. И эта уличная обувь, и эта стёртая помада, они тоже незримо присутствуют на фотографии, никуда их оттуда не убрать.
Да я постоянно сама грешу тем же самым — то есть, семантически: что я делаю на фотографиях? Что люди делают на моих фотографиях? Откуда они взялись? Зачем вышли из дома в этой одежде? Почему у них такие напряжённые лица?
Это всё подписка на инстаграм агентства Магнум виновата, конечно, и эссе Сьюзен Сонтаг.
(страдаю оттого, что давно хочу сделать ремейк нашей с Доктором единственной фотосессии, но не в студии, а в оранжерее ботсада, куда хотела попасть с самого начала, да напоролась на ремонт, — и что, скажите на милость, будет делать в оранжерее растрёпанная девица в кружевном платье в пол? цветы сажать? фотография имеет право быть постановочной, но как правильно читать и ставить семантику постановочной фотографии? почему отличные журнальные снимки выглядят отличными несмотря на странную семантику?)
вторник, 14 августа 2018
13:22
Доступ к записи ограничен
юдифь с головой олорифма
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 13 августа 2018
юдифь с головой олорифма
Выдумали с Доктором детскую книжку о блохе по имени Дарвин, которая путешествовала на собаке породы бигль и кусала разных животных.
Я подбиваю его книжку всё ж таки написать и проиллюстрировать: в подарок Майскому.
Я подбиваю его книжку всё ж таки написать и проиллюстрировать: в подарок Майскому.
09:08
Доступ к записи ограничен
юдифь с головой олорифма
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 09 августа 2018
09:18
Доступ к записи ограничен
юдифь с головой олорифма
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 06 августа 2018
юдифь с головой олорифма
Фотограф я плохой и вдохновенный. Сдвинься на полшага правее — был бы нимб.
Очень люблю Алисин профиль. Овал лица у неё мягкий и округлый, а профиль точёный и резной.
Очень люблю Алисин профиль. Овал лица у неё мягкий и округлый, а профиль точёный и резной.
юдифь с головой олорифма
04.08.2018 в 12:46
Пишет ksaS:Внезапно нашла древнюю, как дерьмо мамонта версию "Tupelo" и изумилась тому, что нынешний вокал у Кейва побогаче будет.URL записи
Хотя смотреть на него юного весьма отрадно для глаз.
юдифь с головой олорифма
Почему я так люблю плёнку? Считаю ли я, что фотографии на плёнку лучше, чем фотографии на цифровую камеру?
Нет (конечно, нет). Помимо того, что это безбожно дорого и безбожно долго, и качество на цифровую камеру существенно лучше, и вообще можно (но не нужно, не нужно!) имитировать плёночную фотографию цифровой. Но это один из самых простых способов испытать сладкое ожидание неизвестности — когда результат от тебя толком и не зависит. Нетерпение от ожидания ёлки, плюс ритуалы, плюс возможность того, что ёлки не будет (плёнка засвечена, ракурс выбран неудачный, мало ли что может случиться). Ваби-саби.
Галя вблизи ошеломляюще красивая, даже когда похожа на крапивинского мальчика (впрочем, учитывая, что она студент-историк и только что приехала с раскопок, в некотором роде, она и есть крапивинский мальчик). И когда непохожа, тоже красивая. Но важно не это, а то, что мы как-то сразу разговорились — чуть ли не фразы друг за друга заканчивая. И вот в чём загвоздка. Обычно, разговаривая о литературе, я чувствую себя несколько шарлатаном (а я и есть несколько шарлатан: читаю много, а выношу из прочитанного куда меньше, чем могла бы). И иногда случаются собеседники, с которыми в разговоре это чувство собственного шарлатанства доходит до некоего апогея: и тут цитату вспомнишь, и тут фамилию упомянешь, а о чём по большому счёту разговор — непонятно. А с Галей всё вышло наилучшим образом. Помню, что мы пересказывали друг другу эпизоды из Детства Чика, и ещё, когда затронули тему о том, как писать о русской современности, чтобы (она заканчивает: не скатиться в чернуху, да?) — она упомянула Коровина, и я: тот Коровин, который художник, да? И она: ну да, это, знаешь, такая книжка, которая делает очень светло и хорошо.
Боже, кто-то вообще кроме меня читал и любит Коровина.
кадр получился словно из какого-то кино
а в руках у Гали-на-снимке отчётливо видно факел, которого не было у Гали-перед-камерой
в связи с чем я два дня гадаю, о чём же было это кино. не так с ним всё просто
ещё
Нет (конечно, нет). Помимо того, что это безбожно дорого и безбожно долго, и качество на цифровую камеру существенно лучше, и вообще можно (но не нужно, не нужно!) имитировать плёночную фотографию цифровой. Но это один из самых простых способов испытать сладкое ожидание неизвестности — когда результат от тебя толком и не зависит. Нетерпение от ожидания ёлки, плюс ритуалы, плюс возможность того, что ёлки не будет (плёнка засвечена, ракурс выбран неудачный, мало ли что может случиться). Ваби-саби.
Галя вблизи ошеломляюще красивая, даже когда похожа на крапивинского мальчика (впрочем, учитывая, что она студент-историк и только что приехала с раскопок, в некотором роде, она и есть крапивинский мальчик). И когда непохожа, тоже красивая. Но важно не это, а то, что мы как-то сразу разговорились — чуть ли не фразы друг за друга заканчивая. И вот в чём загвоздка. Обычно, разговаривая о литературе, я чувствую себя несколько шарлатаном (а я и есть несколько шарлатан: читаю много, а выношу из прочитанного куда меньше, чем могла бы). И иногда случаются собеседники, с которыми в разговоре это чувство собственного шарлатанства доходит до некоего апогея: и тут цитату вспомнишь, и тут фамилию упомянешь, а о чём по большому счёту разговор — непонятно. А с Галей всё вышло наилучшим образом. Помню, что мы пересказывали друг другу эпизоды из Детства Чика, и ещё, когда затронули тему о том, как писать о русской современности, чтобы (она заканчивает: не скатиться в чернуху, да?) — она упомянула Коровина, и я: тот Коровин, который художник, да? И она: ну да, это, знаешь, такая книжка, которая делает очень светло и хорошо.
Боже, кто-то вообще кроме меня читал и любит Коровина.
кадр получился словно из какого-то кино
а в руках у Гали-на-снимке отчётливо видно факел, которого не было у Гали-перед-камерой
в связи с чем я два дня гадаю, о чём же было это кино. не так с ним всё просто
ещё
пятница, 03 августа 2018
юдифь с головой олорифма
жалкая подделка под бродского
проснёшься вдруг — и всё тебе не впрок;
весь мир прозрачный, призрачный, непрочный,
как будто ты не выучил урок —
но час был беспечальный, неурочный;
как будто память к старости, шутя,
неверная, задумывает шалость.
она: не долготерпит, как дитя;
не любит; не испытывает жалость —
***
сам сон забылся; но его шаги
ещё звучат. Зелёная ограда
шестой гимназии видна издалека.
господь суров и носит сапоги,
как школьный комендант; изгнать из сада
за воровство — в другие берега.
под окнами — витая баллюстрада.
страдание — осенняя страда.
***
был изгнан из гимназии. за то, что
не выучил урока? нет. не там поставил точку?
нет, не то. за воровство лиловых поздних яблок
из сада коменданта? может быть.
из глубины безжалостного сна
ты повторяешь, стискивая зубы:
не лгал учителям; не предавал
товарищей; не обижал; не крал;
на службе в церкви громко не смеялся.
зачем — всю жизнь — один и тот же сон
меня терзал, но только лишь сегодня,
туманным утром, первым сентября
я был прощён и возвращён обратно,
и комендант гимназии во сне
протягивал мне белый аттестат
как жёлтый аусвайс — годами позже?
он был во сне — пожалуй, не господь;
возможно, Пётр; а может быть, из прочих
мелкопоместных ангельских чинов;
а может быть, и вовсе разночинец.
***
я просыпаюсь с мыслью: прощены.
гляжу в окно и знаю: до весны
и я восстановлюсь в господней школе.
и мысль, ничем не сдержанная боле,
несёт меня в нездешние края,
покуда парк окутан белым газом —
крылом моравской птицы, чёрным глазом
мне подмигнувшей: голубь — это я.
проснёшься вдруг — и всё тебе не впрок;
весь мир прозрачный, призрачный, непрочный,
как будто ты не выучил урок —
но час был беспечальный, неурочный;
как будто память к старости, шутя,
неверная, задумывает шалость.
она: не долготерпит, как дитя;
не любит; не испытывает жалость —
***
сам сон забылся; но его шаги
ещё звучат. Зелёная ограда
шестой гимназии видна издалека.
господь суров и носит сапоги,
как школьный комендант; изгнать из сада
за воровство — в другие берега.
под окнами — витая баллюстрада.
страдание — осенняя страда.
***
был изгнан из гимназии. за то, что
не выучил урока? нет. не там поставил точку?
нет, не то. за воровство лиловых поздних яблок
из сада коменданта? может быть.
из глубины безжалостного сна
ты повторяешь, стискивая зубы:
не лгал учителям; не предавал
товарищей; не обижал; не крал;
на службе в церкви громко не смеялся.
зачем — всю жизнь — один и тот же сон
меня терзал, но только лишь сегодня,
туманным утром, первым сентября
я был прощён и возвращён обратно,
и комендант гимназии во сне
протягивал мне белый аттестат
как жёлтый аусвайс — годами позже?
он был во сне — пожалуй, не господь;
возможно, Пётр; а может быть, из прочих
мелкопоместных ангельских чинов;
а может быть, и вовсе разночинец.
***
я просыпаюсь с мыслью: прощены.
гляжу в окно и знаю: до весны
и я восстановлюсь в господней школе.
и мысль, ничем не сдержанная боле,
несёт меня в нездешние края,
покуда парк окутан белым газом —
крылом моравской птицы, чёрным глазом
мне подмигнувшей: голубь — это я.
14:12
Доступ к записи ограничен
юдифь с головой олорифма
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра