юдифь с головой олорифма
Вчера показывали почтенной публике последний номер тонкого литературного журнала "Кит Умер": вот мы стоим, усталые и растерянные. Ощущение такое, какое бывает, когда кончается хорошее кино: очень тепло и очень пусто. Теперь мальчики разъедутся. Доктор подарил мне протею; она похожа на артишок, мурену и жучиные крылышки, и я никогда не видела таких красивых цветов. А Иван подарил мне репринты "Шатра" и "Камня", они такие крошечные, в восьмушку, страшно в руках держать.
Надо, во-первых, выложить номер, который получился удивительно красивым.
А, во-вторых, написать на него критику.
Чтобы писать критику на тонкий литературный журнал "Кит Умер", первый эсхатологический, надо понимать, что это, конечно, не журнал. Это перформанс, бенефис четырёх человек (пяти, если считать нашего художника Антона Алексеева), остальные там более-менее случайны. К тому же, и эти четверо пишут неровно и по-разному; вряд ли мы могли бы вообще с таким разным подходом к литературе встретиться на одной площадке, а вот на кухне — вполне. "Кит Умер" срежиссирован кухней и был очень важной, безумно важной, но игрой. С другой стороны, это, конечно, было дитя любви, поэтому оно и сопротивлялось режиссуре так.
А теперь мне хочется родить дитя разума, но я понятия не имею, в каком направлении для этого надо двигаться.
В этой потерянности и завершённости сразу нескольких больших дел я впервые в жизни вошла в состояние "нечего надеть": надо бы выкинуть вообще всё, заказать пару шерстяных костюмов, купить туфли на высоком толстом каблучке, ворох белых рубашек, пару базовых футболок, оверсайз-пальто, плащ, срезать волосы; точно знаю, что нужно, но совершенно нет сил этим заниматься. А носить то, что есть, тоже сил нет. Проблема решилась кардинально: я неделю уже не снимаю этот автослесарский (или охотников за привидениями?) комбинезон из H&M (всё-таки когда-то там умели делать классные штуки), а меняю только обувь и куртки, за что на работе перекрестили обратно в Гаечку.
Вот, приготовила на презентацию маленькое чёрное бархатное платье, посмотрела за окно, плюнула и так и пошла, Гаечкой.
Надо, во-первых, выложить номер, который получился удивительно красивым.
А, во-вторых, написать на него критику.
Чтобы писать критику на тонкий литературный журнал "Кит Умер", первый эсхатологический, надо понимать, что это, конечно, не журнал. Это перформанс, бенефис четырёх человек (пяти, если считать нашего художника Антона Алексеева), остальные там более-менее случайны. К тому же, и эти четверо пишут неровно и по-разному; вряд ли мы могли бы вообще с таким разным подходом к литературе встретиться на одной площадке, а вот на кухне — вполне. "Кит Умер" срежиссирован кухней и был очень важной, безумно важной, но игрой. С другой стороны, это, конечно, было дитя любви, поэтому оно и сопротивлялось режиссуре так.
А теперь мне хочется родить дитя разума, но я понятия не имею, в каком направлении для этого надо двигаться.
В этой потерянности и завершённости сразу нескольких больших дел я впервые в жизни вошла в состояние "нечего надеть": надо бы выкинуть вообще всё, заказать пару шерстяных костюмов, купить туфли на высоком толстом каблучке, ворох белых рубашек, пару базовых футболок, оверсайз-пальто, плащ, срезать волосы; точно знаю, что нужно, но совершенно нет сил этим заниматься. А носить то, что есть, тоже сил нет. Проблема решилась кардинально: я неделю уже не снимаю этот автослесарский (или охотников за привидениями?) комбинезон из H&M (всё-таки когда-то там умели делать классные штуки), а меняю только обувь и куртки, за что на работе перекрестили обратно в Гаечку.
Вот, приготовила на презентацию маленькое чёрное бархатное платье, посмотрела за окно, плюнула и так и пошла, Гаечкой.