Майе год и месяц, позавчера впервые ткнула себя пальцем в грудь, спросила: "А это?". Этап. Наконец-то полезли зубы, сразу четыре сверху. Тут же сломались сон и еда. Вчера засыпала два часа, с серьёзным лицом. Так приляжет, сяк приляжет. Умостит голову у Антона на плече. Сядет, вздохнёт. Закроет глаза. Откроет. Спать очень хочется, но никак.
— Ну закрывай глазки, — говорит ей отец. Майя радуется: глазки! Конечно, глазки! Знаю! Показывает: вот у папы глаз, а вот второй. Всякий сон с неё слетает. Оба хихикают. Потом идут тихо играть в куку в одеяле.
Они вообще очень похожи: светлоголовые, весёлые, одинаково сердятся: хмурятся и тихонько рычат под нос. Одинаково легко отходят. У Майи (сейчас — а может быть, уже и всегда) очень лёгкий характер. Треснувшись от души, ищет, на что бы отвлечься поскорее, чтобы перестать плакать. Хохочет, шутит и радуется. Понятия не имею, как отрывать её от груди: концентрат материнской любви она обожает до дрожи, ласково обнимает, говорит: зииииииииииииза. Очень деловито добывает зииииизу с утра, когда я ещё недостаточно проснулась, чтобы оказать сопротивление.
Знает, как говорят вообще все животные: собачка, котик (ня!), осёл, (а!), гуси (гага) и лошадка (тоже гага), кенгуру (прыг прыг — и попрыгать) и пчёлки (бззззз и помахать руками).
Такая пчёлка.
На прогулке удирает с детской площадки на дорожку, по которой ходят бабки со скандинавскими палками. Улыбается, мнётся. Когда вокруг собираются три-четыре бабки и начинают восхищаться: какая девочка! да какая улыбчивая! да весёлая какая! а танцевать умеешь? — наслаждается вниманием. Конфеты благосклонно принимает, отдаёт мне. Старушки угощают её коровкой и карамельками. У нас это называется: Майя наколядовала. Никогда не пытается привлечь к себе внимание криком или плачем: только тихой радостью, танцами и игрой в куку; грустные моменты предпочитает переживать в одиночестве или с мамой.
Какое счастье быть её мамой.