так он лежит, пытаясь сделать вид,
что вовсе не боится. но посуда
в стенном шкафу грохочет.
но гром, как и положено, гремит
и молния, и молния, паскуда,
а дождь не начинается — не хочет,
а ночь — повсюду.
так он лежит, себя не узнавая,
и думает: а если — шаровая?
когда он был ребёнком, шаровой
боялся каждый, будто шаровые
летали взад-вперёд над головой.
такое было время: время храбрых.
рассказывали в лагере мальчишки
о том, что каждый знал не понаслышке:
как к брату тётки деверя, студенту,
на комсомольской всесоюзной стройке
БАМ
то есть, как раз не бам а
байкало блин амурской магистрали
в строительный вагончик среди ночи
влетела шаровая
ну натурально
шаровая
молния
с футбольный мяч
а может, с волейбольный
да брешешь
да ей богу
влетела
осмотрелась
и не тронула.
но время храбрых поросло травой,
и молнии как будто отступили
и больше не мелькают в новостях.
о, мудрая, слепая, злая сфера,
ты слишком много ведаешь о нас
и брезгуешь трусливым нашим мясом
так он лежит, пытаясь сделать вид,
что убоялся, грезя в полусне,
как в комнату влетает яркий мячик
а комната на пятом этаже
и он не признаётся, что уже
давно не мальчик
никогда не мальчик