Veylar, мой вам карточный долг.

Когда я встретил её, подумал:
славная девочка.
Чёрные глаза и чёрная водолазка,
униформа, которая означает:
“я читаю хороших поэтов”.
Через пару дней
она уже не казалась мне славной.
Казалась — сладкой.
В том, как она говорит,
я различал знакомые интонации.
Те, которыми сам говорю,
когда вижу что-то
противное,
но любопытное.
Думаю, я ей нравился.

Впрочем, она была молчалива.
Я знал и это молчание:
молчание проклятых,
чьи слова сбываются на лету.
Не хочешь, а промолчишь.
Такие люди полны историями,
которые не могут закончить:
в этих историях
падают самолёты,
а поезда сходят с рельсов.
Слишком большая цена
за одну маленькую историю
богу в уши.
Такие, как мы, ограничиваются:
— Что сегодня к чаю?
или:
— Передайте вот эту книгу.

Так продолжалось,
пока однажды ночью
мы не рассказали друг другу
все истории, которые знали.
Которые держали в себе так долго.
Все поезда,
и все самолёты,
и подводная лодка, застрявшая во льдах
прямо под Северным Полюсом.

А когда я проснулся,
я долго смотрел на огромные восковые эритроциты
в лава-лампе
на её прикроватном столике.

Она потянулась и сказала мне:
— Все мы серые гуси Конрада Лоренца.
Просто серые гуси Конрада Лоренца.

И с тех пор молчала.