Возвращение домой (часть первая)
- Когда поднимаешься вверх, то сначала почти ничего не видишь. Стена оставляет следы на границе зрения, где пока ещё теплится память о тонких трещинках с потолка, понятных, но поперёк горла, как немцу — идиш.
На чём в этот город вьедешь, на том и выедешь. - В процессе подъёма случается странное. Ты уже не видишь ни берег, засаженный ивами неглиже, ни пароходика с колесом, а видишь контуры крыш, каланчу, вокзал, и вспоминаешь некстати: когда-то твой друг сказал — голубое на сером всегда так смотрится невесомо.
- Ты хотел казаться спокойным, но сам по себе ускоряешь шаг. То, что было цветным пятном, обретёт детали, форму, запах. Детали царапают память, и память являет картинки, как ржа в металле (мама вешает простыни; старый портрет отца (сорок первый, Таллинн).
- Ты примеряешь «как я по вам скучал», в общем, уже понимая, что это ложь, но со своего, с разношенного плеча, что означает, что врать-то об этом можно.
- В это же время лужа блестит как ложка.
- Она сверкает, и в этом мареве золотом тревожный взгляд твой жадно по миру шарит, вот церковка — тонкая, хрупкая, как картон, вот паперть, обсижена мухами попрошаек, и ты завернёшь туда, только — потом, потом...
Хотя попрошаек так рано почти что нет, и храм, и паперть равно заливает свет. - А небо над головой — бирюзовый шарик.
- На эти крыши ступала твоя нога, когда ты сам почти ничего не весил. Когда вечера твои, тягучие, как нуга, тебя обнимали, если ты был невесел. Потом ты сам пошёл по горам и весям, туда — на север, в розовые снега.
- Город знает секрет вечной старости, — говоришь ты внезапно вслух, как бы пробуя усомниться. Но сам остаёшься к этим сомненьям глух, поскольку вот они, те же и те же лица. Пани Марыся взбивает подушки. Пух вылетает на улицу, там продолжая виться.
- Старое, новое, чёртово колесо, в луже заметно, что возраст подкрался ближе. Мама сказала — ты похудел лицом. Ты похудел лицом, но раздался ниже. Стоя в тени, на площади, в узкой нише, ты закрываешь глаза и видишь всё тот же сон.
- Как ты уезжаешь из города прочь, в этот раз — баржой, вниз по течению, а дальше — на поезд, в Осло, и пани Марыся не скажет маме, что ты — чужой, одет по-чужому и выглядишь слишком взросло.